Enteros

Авторский многожанровый мир, где магия сплетается с технологиями, 3004 год.

26.10.2024. Переоделись в новый дизайн, если где-то что-то не так, трогаем Вестника в ЛС или свяжитесь с нами в telegram.
19.10.2024. Нашему литературному санаторию для ролевых пенсионеров исполнилось 9 лет! С чем поздравляем наших дорогих дедов-игроков.
10.09.2024. Изменена навигация на форуме, убраны выпадающие списки. Появились стихийные боги и обновлено описание ролей проекта (деосы), добавлен стикерпак с микромемами и дополнены достижения.
01.09.2024. Обновлены постописцы описание ролей проекта (деосы), добавлен стикерпак с микромемами и дополнены достижения.

постописцы

их ищут в игру

«
»

Энтерос

Объявление

путеводительупрощенный приёмтыквенные фантытема недели: дедлайнпосты месяца

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Энтерос » НАСТОЯЩЕЕ И МИНУВШЕЕ » Сказ о роботе-пылесосе и очень занятом ангеле


Сказ о роботе-пылесосе и очень занятом ангеле

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

- надо только придумать, какое важное дело будет
- бухгалтерские дела
- о, убьем бухгалтера. отлично

https://forumupload.ru/uploads/0015/e5/72/1029/898665.png
Азриэль Мельхарт III × Люсиола


Эридий, Мельхор, Замок Мельхартов, 3002 год
Работа, работа, работа... Она ведь не оставляет даже дома. То решаешь чьи-то проблемы, то разгребаешь бумажки, то составляешь приглашения, то улыбаешься важным гостям - от этого не продохнуть, как не прискорбно, даже в окружении любящей семьи! И хорошо, если семья относится к делам с пониманием. И семья-то, чего утаивать, в самом деле относилась с пониманием. Один только новокупленный балионтар все никак не мог усвоить правил проживания в этом замке. И одно из главных правил - НЕ МЕШАТЬ ТРЕТЬЕМУ, КОГДА ОН СИДИТ В СВОЕМ КАБИНЕТЕ.
✦ ✦ ✦

+4

2

Мельхор - чудесный город! Он всегда отличался своей вычурной каменной архитектурой. Высокие заостренные пики, утонченные пилястры, украшающие что важные здания, что дома простых жителей. Мельхор, как и любой даденгерский город, был высоким - даже если у здания было два, а то и три этажа, то по высоте здание было не меньше шести или даже восьми стандартных этажей - каждый этаж должен быть приспособлен к полету, или хотя бы беспрепятственной материализации крыльев. Конечно, достаточно было и бедных, которым не хватало денег, чтобы строить столь высокие здания. Но у элиты, как и всегда, все было иначе.

Замок Мельхор, расположившийся в самом центре города, был облицован выбеленным дворцовым светлым известняком. Гигантские панорамные окна были украшены древоподобными узорами из белого мрамора, и из этого же материала были две фантастических размеров статуи - в народе их называли Сторожевыми Девами. Головы белых дев были украшены золотыми нимбами. Золотого цвета были и флаги, украшающие дворец. Чуть необычно на всем фоне этого великолепия выглядела кровля крыш темного цвета. Но в целом, на ее фоне белый дворец выглядел будто бы еще белее.

Изнутри здание было таким же фантастическим, как и снаружи. Во-первых, в глаза бросались величественные нефы - можно даже сказать, что во дворце не было обыкновенных проходов (если только для слуг и крыс). Только эти вытянутые, стоящие на мраморных колоннах коридоры, заостряющиеся к потолку. Высоты и ширины даже этих коридоров было достаточно, чтобы несколько даденгеров могли устроить в воздухе свой танец. Чего уж говорить о комнатах? Они были еще шире, обычно с большими и уходящими в пол окнами с золотой рамой или мраморными ветвями. Но если света было недостаточно, то всегда имелись светящиеся голубые кристаллы - вообще, их обилие порой создавало впечатление у любого смотрящего с улицы, будто бы в замке весь свет голубой, хоть это и было не правдой. Однако ж, теплого света в самом деле не было - голубые кристаллы дополнялись белыми, окутывающими интерьер холодным светом.

Именно в таком месте родился и вырос Азриэль Мельхарт Третий. Он знал это здание, как свои пять пальцев, несмотря на его внушающие размеры, сотни спален и коридоров. Впрочем, он предпочитал находиться только в своих спальнях - у каждого из братьев, и у отца с мачехой, разумеется, было в замке свое огромное крыло. Спален там было достаточно, что нарожать хоть десяток детей, которые не мешали бы друг другу, однако в своей части Азриэль был достаточно скромен - ограничился одним единственным сыном - Адамом. Мальчик чувствовал себя привольно - он мог заходить в любую комнату, разговаривать со всеми, с кем захочет, и не было никого, кто отсылал бы мальчишку куда подальше. И дело было даже не в строгом указе Третьего не обижать его сына, а в том, что сам по себе Адам был чудесным и милым ребенком, поговорить с которым было за счастье даже слугам во дворце. То и дело его трепали за волосы прачки, угощали кухарки, давали погладить песиков владельцы псарен. Он был желанным гостем абсолютно везде, кроме одной единственной комнаты - кабинета своего отца. Но в этом Адам не был одинок - там не рады были видеть примерно никого и никогда. И пускай Азриэль никогда не закрывал кабинет на ключ, Адам не был там ни разу в жизни, и всякий раз, как он пытался удовлетворить любопытство, его одергивала бдительная матушка Кармиэлла. Она давно жила подле своего мужа, и прекрасно знала, каким вспыльчивым и резким он может быть, если ему помешать. В каком-то смысле она ему определенно сочувствовала, но это сочувствие было аналогично сочувствию остальным двум братьям. Второй Азриэль, например, всегда был поглощен делами города и планеты - он, можно сказать, не интересовался тем, что происходит снаружи. Всегда было достаточно проблем дома - то проблемы на шахтах, то в преступления в городе, то дурость на производстве - все это лежало на плечах самого старшего. Третий же отвечал скорее за все, что было вне дома, не интересуясь делами родных улочек. Именно он время от времени напоминал Второму о существовании внешнего мира, а Второй напоминал Третьему о доме, которому следует уделять не меньшее внимание. И, казалось бы, им положено судьбой работать сообща, но каждый, кажется, все время забывал, что интересоваться стоит не только своей юрисдикцией. Крылья даденгеру даны для того, чтобы смотреть на этот мир с высоты и видеть его целиком, а не маленькими кусками, подобно вечно ползающим в земле червям. Четвертый же брат... О, его дела всегда были самыми опасными и ответственными. Будучи сильнейшим, он контролировал самое важное - армию. Ведь как бы не был успешен Второй и Третий, время от времени требуется тяжелая рука с копьем. И эта же рука с копьем время от времени напоминает избыточно спорящим старшим братьям о необходимости мира.

Люсиола уже несколько недель привыкал к жизни в доме. Поначалу, Кармиэлла и Адам восприняли его с опаской. Конечно, женушка высказала пару ласковых Азриэлю за то, что свое хобби он притащил домой. Однако, с удивлением обнаружив, что этого Аз убивать не собирается, с любопытством стали присматриваться к странному существу, что бродило по коридорам вместе с ними. Адам, в виду своей доброжелательности, быстро наладил с Люсиолой контакт, но у Кармиэллы так быстро наладить отношения с балионтаром не получалось - хотя бы потому, что у существа совершенно не было интуиции. Той, которую Мельхарты вырабатывали с рождения, чтобы ужиться друг с другом. Правила, существовавшие во дворце, во многом были негласными - например святое правило о кабинете. Касалось оно, в общем, кабинета каждого из братьев, но Третий был раздражителен особенно.

Сегодня у него был вообще сложный день. Копаясь в накладных и бумагах, он случайно заметил, что некоторые накладные на какие-то десять-двадцать, а какие-то на несколько сотен или тысяч энтар не совпадают с тем, что должно быть. Доходы просачивались сквозь пальцы на какие-то странные расходные статьи, а иногда и просто так, без всяких объяснений. Мельхарт не выходил из своего кабинета уже часов шесть, не меньше, и Кармиэлла даже начинала волноваться. Дива на вид лет восемнадцати была, казалось бы, совсем не под стать старику-Третьему. Однако ж была с ним уже не один год. Он, определенно точно, любил ее сильнее, чем кого либо на всем белом свете. И дело было, конечно, не только в ее личности, но и во внешности, куда ж без этого. Утонченная фигура при невысоком росте, тонкие черты лица, большие круглые глаза небесно-голубого цвета и волосы - о, какие у нее были волосы! Длинные, волнистые, белоснежные густые локоны длиною до колен. Они были тяжелой ношей, но выглядели воздушными, нежно обрамляющими тело девушки, как платье. И она заботилась о них - даже сейчас. думая о делах насущных, он нежно расчесывала их гребнем:
- Третий сегодня даже не пришел на завтрак, - опечаленно говорила Кармиэлла, даже не глядя на сидящего рядом Люсиолу,- он уже пол дня не выходит, - все также опечаленно она поглядела на дверь, надеясь, что ее муж наконец заявится. Сегодня все-таки выходной! И положено проводить время с семьей, как бы Третий этого не хотел.
Кармиэлла всегда называла его так. И братьев. Исключительно по номерам. Так сложилось, что дома между собой и близкими братья общались лишь номерами. Дело в том, что именно эти цифры они считают своим настоящим именем. Однако ж, слугам было не дозволено обращаться так к господам - на то они и слуги. Да и всему миру, что находился за пределами дворца и семьи.

Отредактировано Азриэль Мельхарт III (20.10.24 12:52:21)

+2

3

[nick]Люсиола[/nick][status]каблучки макиаж[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0015/e5/72/1030/54565.jpg[/icon]

Люсиола никогда прежде не видел ничего подобного, и потому Мельхор предстал перед ним как грандиозная мозаика, в которой смешались величие и чуждость. Он всегда думал, что замки из сказок — это лишь красивая метафора, выдумка, отражающая чьи-то мечты о власти и славе. Но увидев перед собой этот белоснежный дворец, излучающий холодное великолепие, он осознал, что такие места действительно существуют. Огромные шпили тянулись к небу, словно хотели проткнуть облака, а стройные колонны и арки напоминали о древности и силе. Замок был не просто строением — он казался живым, воплощённой волей, которая угнетала и завораживала одновременно.
Его глаза блуждали по узорчатым окнам, обрамлённым мраморными ветвями, по золочёным флагам, колышущимся на ветру, по статуям Сторожевых Дев, чьи безжизненные лица хранили таинственную мудрость. Люсиола чувствовал, что оказался в мире, который создан не для него. Здесь всё было пропитано строгим порядком, древними правилами, которые он не знал и, возможно, никогда не поймёт. Но именно это и притягивало его: будто он случайно заглянул в прошлое, полное неизведанных секретов и замысловатых интриг.
Когда он бродил в замке, всё вокруг казалось ещё более холодным и нереальным. Огромные нефы, уходящие в бесконечность, придавали пространству ощущение пустоты, как будто оно ждало, когда его заполнят. Высокие потолки нависали над ним, как тяжёлые небеса, а из стен мягко светились голубые и белые кристаллы, добавляя ощущение призрачности. Казалось, что эти коридоры были созданы не для живых людей, а для мифических существ, которым здесь никогда не станет тесно.
Он не мог не заметить, как архитектура замка подчеркивала своё превосходство: каждый уголок, каждое переплетение узоров говорили о древней крови, высоком происхождении и власти. Люсиола понимал, что такие места строились не ради удобства или уюта. Это была демонстрация силы, непреклонного контроля над окружающим миром. Здесь, в этих коридорах, каждый шёпот отражался эхом, превращаясь в гул, подобный ударам сердца, что стучало где-то глубоко внутри, задавая ритм всему этому огромному живому организму.
Он шёл по коридорам, чувствуя себя потерянным и восхищённым одновременно. Пальцы едва касались холодного мрамора колонн, а взгляд задерживался на деталях, которые казались бы избыточными и лишними где-то в другом месте. Здесь же они были необходимы, словно каждая крошечная линия и завиток играли свою незаменимую роль в этом симфоническом ансамбле.
Люсиола понял, что это место несёт в себе тяжесть веков, и оно не просто так оказалось таким. Он никогда не был частью подобных пространств, где всё дышит историей, а даденгеры, что обитают здесь, с рождения впитали в себя этот воздух, и этот ледяной свет. Для него замок был чужд, и всё же он чувствовал, что с ним происходят перемены. В каждом отражении на мраморном полу, в каждом отблеске кристаллов, он видел частички себя, которые находились на границе между прошлым и настоящим. В этом холодном, внушающем благоговейный трепет месте он понял, что это его шанс увидеть иную сторону жизни.
Люсиола стоял посреди этого мраморного великолепия и вдруг ощутил странное чувство дежавю, словно оказался там, где уже когда-то был. Но не здесь, в физическом смысле, а в своём собственном сознании, в лабиринтах памяти, где сплелись его прошлые «‎я». Величественный и холодный замок пробудил в нём воспоминания о тех, кем он был когда-то, словно отголоски старых имён, звучащих в пустоте.
«‎АВТ-101,» — это имя было холодным, как ледяной ветер, что гуляет по нефам замка. Как и это место, его старая сущность была механической, чёткой и лишённой тепла. В его структуре едва проблескивали искры жизни, как мерцающие голубые кристаллы, освещавшие коридоры. Всё было рассчитано, как и геометрическая точность мраморных узоров, без места для хаоса и эмоций. И теперь, стоя в этом пространстве, Люсиола чувствовал, что частица этого спокойного, равнодушного прошлого всё ещё скрыта где-то внутри, скрыта под слоями того, кем он стал.
«‎Ткач,» — это имя всплыло, как узор, сотканный из тысячи нитей. Оно символизировало создание, стремление к самовыражению, к пониманию и формированию чего-то большего, чем просто существование. Как архитекторы этого замка, строившие бесконечные залы и возвышенные колонны, он создавал себя, находя в каждом движении, в каждой детали смысл. Тонкие линии его прошлой жизни переплелись, чтобы сформировать нечто сложное и утончённое, точно так же, как узор на стенах замка создавал непрерывную историю, вплетённую в его каменную плоть.
«‎А потом был Умбра,» — это имя отзывалось мрачным эхом в его душе. Умбра был темной стороной, тенью, скрытой под ярким фасадом. Как эти массивные коридоры, наполненные светом голубых кристаллов, хранили тьму в своих уголках и трещинах, так и Умбра таился внутри него, готовый всплыть, если ему придётся пройти через густую, плотную темноту. Умбра символизировал уход в пустоту, распад, исчезновение, как если бы все стены замка обрушились и оставили лишь руины, едва видимые под лунным светом.
Теперь, находясь здесь, он задал себе вопрос: кто он сейчас? Что в себе несет «‎Люсиола»? Он больше не был машиной, слепо выполняющей приказы, и не только творцом, пытающимся найти порядок среди хаоса. Он не был и тенью, стремящейся к забвению. Люсиола — это имя стало чем-то новым, собравшим в себе все эти фрагменты, словно он был теперь готов принять своё прошлое и стать чем-то цельным. Но даже сейчас он не мог сказать с уверенностью, что понимает, кем именно стал.
Глядя на высокие потолки, на свет, что струился вниз, создавая иллюзию спокойствия, он понял, что всё ещё ищет ответы. Возможно, здесь, в этом дворце, где всё говорило о величии, власти и скрытых тайнах, он найдёт не только то, кем был, но и то, кем он может стать в чём ему помогут обитатели замка.
https://forumstatic.ru/files/0015/e5/72/22984.png
Люсиола шаг за шагом осваивался в доме Мельхартов, словно неуклюжий пришелец, пытающийся вписаться в чужой мир. Поначалу его присутствие казалось чуждым и неуместным, как редкий экспонат, случайно занесённый в витрину музея. Кармиэлла, со свойственной ей прямотой, не замедлила выразить Азриэлю своё недовольство, недоумевая, зачем тот привёл в дом очередное странное «‎хобби». Но, к её удивлению, вскоре стало ясно, что Люсиола не был угрозой — Азриэль даже не намекал на желание расправиться с ним, а сам балионтар, казалось, не проявлял ни агрессии, ни особой настороженности.
Поначалу Кармиэлла наблюдала за Люсиолой с явным недоверием. Она искала малейшие знаки его намерений, изучала каждый его жест, надеясь понять, что скрывается за этой необычной внешностью и странным поведением. Но чем больше она наблюдала, тем больше осознавала: Люсиола не играл в игры, не пытался манипулировать и не скрывал тайных мотивов — в отличие от большинства обитателей дворца. Его прямолинейность была даже смущающей. Кармиэлла поняла, что ему не хватает того чутья, чтобы выживать и уживаться в этом замкнутом иерархическом мире. Интуиция, словно невидимый барьер, поддерживала баланс сил, определяла, когда нужно уступить, а когда — дать отпор. Для Люсиолы же все эти нюансы оставались загадкой.
Тем временем Адам, с его доброжелательной природой, нашёл в Люсиоле кого-то, с кем можно было легко и приятно проводить время. Мальчик не задумывался о том, что балионтар не понимает тонкостей дворцовой жизни — он воспринимал его как существо, которому интересно всё вокруг, и в ответ на это тепло раскрыл ему свои маленькие радости. Люсиола, в свою очередь, отвечал искренней заинтересованностью. Он с готовностью слушал рассказы мальчика, будь то о новых книжках, которые Адам нашёл, или о проделках дворцовых собак. Взрослые могли бы найти это общение странным, но для Адама было достаточно того, что Люсиола никогда не смеялся над его интересами и не пытался его оттолкнуть.
Но с Кармиэллой всё оказалось сложнее. Она умела быть вежливой, но эта вежливость была холодной, сдержанной. Она предпочитала правила и принципы, которыми жила семья, а Люсиола, кажется, не замечал их вовсе. Особенно её настораживала его любопытство — едва заметное, но постоянное. Он исследовал коридоры, внимательно смотрел на картины и драпировки, словно пытаясь разгадать, что скрывается за всем этим богатым убранством. Но хуже всего было то, что он не понимал правил — тех самых, что негласно существовали в каждом уголке дворца. Например, святое правило не заходить в кабинеты Мельхартов без разрешения, которое касалось всех братьев, но особенно — Азриэля.
Кармиэлла пыталась осторожно намекнуть Люсиоле на эти ограничения, но всё казалось бесполезным — он воспринимал мир слишком прямолинейно. У него не было того внутреннего компаса, что помогал Мельхартам ориентироваться в лабиринтах замковых интриг и непрямых предупреждений. И именно это пугало её больше всего. Она привыкла, что любой в этом доме понимал тонкие сигналы — малейшее изменение в тоне голоса или жесте могло означать очень многое. А Люсиола… Люсиола смотрел на неё с открытым, почти детским интересом, и Кармиэлла не могла уловить в его шлеме ни страха, ни притворства, ни тех скрытых мотивов, которые она привыкла искать в каждом встречном.
По этой причине ему напомнили про необходимость приобрести лицо. Став, в какой-то степени, собственностью семьи, Люсиола рассказал и показал свои способности, доказав свою полезность для Мельхартов. По этой же причине он обзавелся ошейником, что сдерживал его силу. Его наличие вызывало немое недоумение, ведь он не собирался как-то вредить своей новой семье, но почему-то такое недоверие его в малой степени огорчало. Может и правда дело в лице?
Сегодня Люсиола решил полностью изменить свой облик. Он скрыл свою броню в недрах искусственного тела, словно сбрасывая с себя старую оболочку, и предстал в более человеческом виде, гладком и гибком, будто покрытом тонким слоем черного латекса. Золотые узоры переплетались по всей поверхности его тела, словно таинственные руны, мерцая и переливаясь при каждом движении, будто жили своей собственной жизнью. Эти символы были не просто декоративными — в них скрывалась магия, незримые нити силы, сплетающие его сущность воедино.
Его лицо представляло собой гладкий шлем с стеклянным куполом лица. Сквозь его поверхность виднелось нечто, напоминающее безграничное космическое пространство. Внутри клубились таинственные вихри цветастой пыли и медленно вращались звёзды. Это было завораживающее зрелище, будто смотришь сквозь окно в другую вселенную. Если вглядеться внимательно, в этой танцующей космической пыли можно было заметить едва видимые грани артефакта, словно затерянные осколки древних звёзд. Столько лет он не принимал свой первоначальный облик, отчего ощущал себя голым, однако понятие наготы у людей иное. Вряд ли сидящая рядом Кармиэлла могла бы смутиться отсутствию одежды на бесполом теле с невыраженными половыми признаками. Он мог бы проделывать свои процедуры в более уединенном месте, но он усвоил одно правило — по выходным семья собирается вместе. А Люсиола ведь член семьи? Он ведь может себя считать таковым?
Беспокойство супруги Третьего отозвалось в нем, как призыв к действию. Однако, балионтар не был уверен, что это озвученное переживание госпожи не было сказано просто как констатация факта. Мыслительный процесс заводил Люсиолу в тупик, родив переживания о здоровье Третьего. Может быть ему стало плохо? Тем более пропуск приема пищи для биологического создания — это ничем хорошим не закончится.
— Печально это слышать, госпожа. — едва отстраненно отозвался Люсиола, пока поверх шлема нарастала серо-голубая плоть, напоминая структурой мышечные ткани лица. Ещё несколько минут и на месте шлема, появилось лицо: светлокожее с искусственными трещинами и золотыми полосами от лба к кончику прямого носа, и от нижней губы по подбородку к шее. По бокам головы отрасли острые эльфийские уши, утяжеленные крупными золотыми серьгами в мочках; светлые волосы сами собой легли в гладкую прическу, оставив по бокам на висках еле заметную щетину, как после стрижки. Остальная часть тела будто бы покрылась дополнительным слоем привычного гладкого, но бархатного на ощупь материала, подчеркивая мужественность фигуры с рельефными мышцами с анатомической точностью, вплоть до бугорка в паховой зоне.
— Думаю, этот облик мне нравится больше всех, — мягко отозвался Люсиола, поворачиваясь к Кармиэлле. Его холодные голубые глаза не обремененные естественными рефлексами в виде моргания и блуждания по объектам, выглядели всё ещё неестественно. Он обменивался взглядами с леди, считывая её реакцию и даже несколько раз моргнув, резко осознав для себя, что моргание утомительно и энергозатратно. Переведя взгляд на Адама, что беззаботно что-то читал, тоже обнаружил в его взгляде некое недоумение. Только они привыкли к бронированной ипостаси Люсиолы, как теперь он стал…слишком не таким, как обычно.
— Кажется, мне лучше для начала в зеркало посмотреться. — его губы дрогнули в подобие улыбки, а левый глаз сощурился, отчего зрачок в нем сузился. Впервые ему было неловко за свой внешний вид, но это ещё стало поводом сбежать от семейных посиделок и проверить всё ли в порядке у Азриэля.
Покинув гостиную, Люсиола размял руками лицо. Ему казалось, что оно плохо держится, хоть это было не так, ведь материал был плотно связан с его телом, он и был его телом, но ощущения всё равно странные. Его поле зрения не изменилось, ощущения по сути тоже, но теперь все вокруг будут знать куда смотреть — на лицо. И это как-то…не комфортно. Сплести лицо — это одно дело, куда сложнее сделать его естественным и научить мышцы мимике. Люсиола мог бы просто повторять то, что видел, однако для этого ему придется вспоминать какая мимика соответствует тому или иному действию. Было бы проще, если бы ему пришлось изображать боль в разной степени, это куда более понятный для него язык.
Люсиола невольно появился на кухне, где слугам вновь пришлось привыкнуть к его обновленному облику. К счастью, антимагический ошейник быстро развеял их сомнения — перед ними всё тот ​​же балионтар, а не чужак. Он спокойно попросил собрать поднос с завтраком для Азриэля, после чего, не теряя времени, направился прямиком в кабинет хозяина. Лучшее зеркало — это реакция Азриэля, так посчитал Люсиола, когда вежливости ради постучал в дверь пару раз и открыл её без предварительного приглашения войти. Потому что Третий и без стука велел бы пойти на все четыре стороны, лишь бы его не трогали. Правила кабинета? Да, что-то об этом Люсиола слышал.

+2

4

Кармиэлла старалась привыкнуть к новому питомцу мужа. Это был первый раз за их долгую семейную жизнь, когда не Адам притаскивает с улицы хорька, и не Кармиэлла приводит какой-нибудь очередной музыкальный инструмент, а Третий решает, что хочет кого-нибудь себе завести. Это было такой уникальной ситуацией, что желания просить избавиться от балионтара ни у кого не возникло. Он, оказалось, может быть даже полезным, по-своему. Он стал неплохим другом и нянькой для Адама, и был, в целом, достаточно услужливым, однако иногда просить его что-то сделать было себе дороже. Для Карми это существо было несуразным, странным предметом, пытающимся уподобиться человеку, но, будто бы, совершенно не зная, что значит быть человеком на самом деле. Эта ходячая имитация жизни - и, возможно, именно этим он и привлек Третьего? Карми не подозревала, что дело на самом деле в его проклятье - ведь для нее, как и для Адама и остальных Мельхартов, из-за кристалла в теле у Азриэля лишь изменился цвет ауры и испортился характер. Они и не подозревали, что поддержка и помощь ему нужна куда более серьезная, чем просто терпимость к его выходкам и принятие его нового "я".
Девушка даже не успела ничего сказать, глядя на странные мимические движения. Они были... Пугающими, что было написано на лице у леди. Он стал больше похож на человека, но, видят боги, от этого стало только хуже.
- Ты на куклу похож. Сломанную, - прокомментировал Адам и, чуть напряженно, отвел взгляд обратно к книге. Карми ничего не добавила - описание сына была столь точным, что не нуждалось в дополнительном описании. Сломанная механическая кукла - именно так выглядеть Люсиола, несогласованно двигая лицевыми мышцами. Казалось, что нажмешь неправильную кнопку и кукла будет несогласованно двигать всем телом, а не только лицом, будто человек в припадке.
Семейство проводило балионтара взглядом. Даже если они и сказали что-нибудь, вряд ли Люсиола услышал, несясь по коридору. Смутил он не только господ, но и слуг, что подавали ему завтрак. Они уж точно не стали прятаться, а шушукаться начали сразу же, как Люсиола повернулся к ним спиной - но слуги ведь на то и слуги, что не знают всех норм этикета и не так осторожны в выражениях, как их хозяева.

***

Тебя предали, Азриэль?

Третий недовольно фыркнул. Сейчас голоса в голове не слишком мешали работе, но явно стояли над душой. Будто кто-то, кто сильно его ненавидит, следит за ним в оба глаза, ожидая промаха и очень жаждет быть первым, кто на этот промах укажет. К этому давно пора было привыкнуть, но Третий все никак не мог. Он то высматривал цифры на одной бумаге, то переходил к другой стопке, то возвращался к предыдущей. Его стол был хаотично завален разными документами, и их было так много, что часть лежала на полу у ножек стола. Бумагами был усыпан и пол - то там, то тут веер из документов. В каждой стопке или веере была структура, специфическая выборка, намек на которую был в подчеркнутых красным карандашом строках. В целом кабинет даденгера представлял собой помещение большое - сюда бы вместился переговорный стол персон на двадцать или тридцать, но стоял лишь один широкий стол Азриэля - такой же белоснежный, как и все в этом замке. У стен были книжные шкафы, где-то даже тумбы, а за спиной Азриэля множественные полки с сувенирами - какие-то подарки, награды или просто декоративные статуэтки, расположенные в строгом порядке без даже малейшего намека на пыль. Кабинет был вылизан, как и каждое помещение замка. И все же, привычного уюта все это не создавало - замок был холодным, как бы не пытались его украшать. Может дело в том, что даденгерам это не так нужно на самом деле? Достаточно высоких потолков, чтобы можно было взлететь.
От стука в дверь Азриэль даже не поднял взгляда:
- Я занят! - рявкнул он. И он бы дальше спокойно работал, если бы не услышал нечто нехарактерное - дверь в его кабинет открылась, несмотря на его слова. И в проходе возникло странное существо, изувеченное золотыми полосами. Эльфийские уши, серьги, отсутствие одежды, ошейник и поднос с едой. Несколько секунд мужчина просто молчал, накапливая ярость в глазах, а затем резко встал со своего места, упираясь одной рукой в стол, а второй начиная рисовать в воздухе печатать - возникший круг был алого цвета, и каждое движение пальцами добавляло к печати новые детали - дополнительные круги, звезды, квадраты. Но глупо было наблюдать лишь за печатью - рисуя заклятье, Азриэль говорил. Говорил так раздраженно, словно ему не завтрак принесли, а угрожали его роду.
- Неужели тебе никто ни разу не говорил... - печать была почти закончена - и она светилась тем ярче, чем более законченной она была, - ...что меня нельзя беспокоить? Фокстра! - название заклятья Азриэль буквально прошипел.

Из земли, у ног балионтара, вырвался десяток красных энергетических хлыстов. Сначала их движения казались несобранными, но они не пытались причинить боль тому, кто ее не чувствует - они схватили балионтара по рукам и ногам, подняли над землей и прижали к стене так, что пошатнулась книжная полка, а все бумаги, до этого лежащие в порядке, от созданного хлыстами вихря беспорядочно разлетелись кто куда. Судьбой завтрака аристократ совсем не интересовался. К тому же, вроде как скоро обед или даже полдник.

+2

5

[nick]Люсиола[/nick][status]каблучки макиаж[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0015/e5/72/1030/54565.jpg[/icon]

Открывая дверь, балионтар старательно изображал на лице легкую дежурную улыбку, её он выучил, наблюдая за выражением лиц слуг в замке. Он считал их выражения лиц вполне приемлемым для приветствия господина и принятия его раздражения, и оно, безусловно, скоро проявится во красе. Пусть Люсиола всего несколько раз сталкивался с гневом Азриэля за эти пару недель, он не испытывал какого-либо расстройства на этот счет. По большей части он испытывал любопытство, даже какое-то извращенное удовольствие от того, что можно понаблюдать за вспышками эмоций Третьего. Он разительно отличался от воинов арены, их движения и жесты были пропитаны отчаянной борьбой за жизнь, но тем не менее господин позволял себе демонстрировать готовность к сражению.
Первый раз Люсиола сбежал, стоило только господину повысить голос. Бурная реакция средь холодных и спокойных стен замка вызвала диссонанс, на который Люсиола не знал как реагировать. Потом же он вспомнил слова доктора Тернера о маленьких собаках и их привычке гавкать на особей покрупнее и сильнее их самих. «Лает, но не кусает» — эту мысль он переосмыслил, придав ей другое значение, не совсем подходящее к общепринятому: в замке Азриэль мог «лаять», но его укусы были большей формальностью, чем угрозой.
Во второй раз он уже был готов дать отпор, напрячься как перед сражением, но тут же осознал, что такое столкновение лишь усилит барьер между ними, отдаляя их возможную связь. Понимая, что доброжелательность здесь фигурирует условно, Люсиола продолжал свои попытки сблизиться с хозяином, пусть и на условиях «господина и слуги». Этот новый формат рабства был совершенно непохож на то, что он знал. Здесь его не били, позволяли свободно передвигаться, а сам ошейник, хоть и ограничил его силу, не лишал его сознания и воли. Откровенно говоря, Люсиола увидел, что рабство может быть разным — этот статус, как и многое другое в этом мире, развивается не от грубой силы, а от достатка.
— Госпожа обеспокоена тем, что вы не завтракали, и, — он сделал легкий акцент в словах, — вновь нарушаете семейную традицию…
Наблюдать за мгновенно вспыхнувшим госопдином было забавно. Всего несколько секунд, за которые балионтар мог бы предпринять меры по спасению своей синтетической тушки, потратились на то, чтобы он спокойно стоял, пока даденгер рисует магическую печать. Для него многие заклинания в некоторой степени безвредны, главное, чтобы они не вредили ядру, а всё остальное можно стерпеть. Может быть это даст понять Азриэлю степень покорности или натолкнет на мысль найти другой подход к вымещению злобы.
Когда алые хлысты обвили его конечности, Люсиола, едва осознавая это, расплылся в безукоризненной улыбке, обнажив ровный ряд зубов. Ошибочная гримаса казалась совершенно неуместной на его свежесформированном лице, ведь на самом деле в этот момент его больше занимало чувство разочарования: поднос с едой был упущен, а он сам — прижат к стене, лишённый свободы движения. Боли он не чувствовал, как уже знал его господин и все, кто принял Люсиолу в замке, ее он мог лишь ощущать по собственному желанию, а желать сейчас боли, конечно, не было в его планах.
— Но господин! — возразил балионтар, наконец совладав с непослушными мышцами лица, стараясь придать ему расстроенное выражение, нахмурив и приподняв брови, опустив уголки губ, — Если я правильно понимаю, то семья для вас имеет большое значение. Именно в этот день госпожа Кармиэлла и господин Адам хотели бы увидеть вас, а не просто ощущать ваше присутствие в доме. Для семьи очень важен совместный прием пищи — это укрепляет связь и дает психологическую поддержку, как минимум вашему сыну. В будущем это позволит сформировать здоровые привычки и снизить риск ментальных проблем.
Замолкнув, словно давая господину время на осмысление сказанного, Люсиола забывает о контроле лица, отчего оно становится холодным и бесстрастным. Пронзительные голубые глаза сверлят Азриэля немигающим взглядом, а напрягающиеся мышцы рук и ног, кажутся более мягкими, они стали продавливаться в месте сжатия, будь то настоящая плоть. Да, Люсиола вспомнил о таком свойстве, как упругость, изменив за разговором структуру синтетических мышц.
— Вы ведь понимаете, что не сможете быть с ними всегда. К тому же после того раза в Аракисе вы меня не подпускали к себе. — небольшая пауза и попытка сканировать тело на расстояние. Поверхностная диагностика не говорит ничего лишнего, даже не подбирается дальше, сталкиваясь с действием ошейника с антимагином. Балионтар склоняет голову к левому плечу, выглядя опечаленным. Возможно, когда он забывает о контроле выражения лица, оно само отражает эмоции. Да, мысли о Третьем напоминают ему о скоротечности жизни, о том, что Люсиола всего лишь тот, кто переводит отведенные часы назад, не в силах остановить время смерти.
— У вас понижен уровень сахара. — не зная что ещё сказать, балионтар констатировал известный ему факт без диагностики. Он не может заставить Азриэля бросить все дела и мчаться уделять внимание семье, не может заставить принять свою помощь, как минимум потому что это неэтично навязываться. Однако, он может напомнить как быстро пески времени просачиваются сквозь пальцы.

0


Вы здесь » Энтерос » НАСТОЯЩЕЕ И МИНУВШЕЕ » Сказ о роботе-пылесосе и очень занятом ангеле


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно