Алый взгляд не моргая и отрешенно смотрит себе под ноги. Бессмертная не нуждалась в тщательном изучении того места, куда переставит ногу шагая вперед, в этом не было ни капли смысла, ведь у нее всегда был один единственный путь. Только вперед, по неподходящим этому месту цветом белоснежным ступеням и далее, по зеркальному полу отражающему созвездия; и только к нему, к своему владыке. Тонкие коченеющие пальцы путались в окровавленных волосах, пережимая влажные кудри и боясь уронить добычу вниз, тем самым издав лишний шум, который лишь растревожит покой властелина. Бессмертная делает глоток воздуха, и дыхание курится в стылом воздухе одной из самых высоких вершин, принадлежащих Рагнарелентару. Шаг упирается в незримую линию, за которую идти дальше было бы опрометчиво, и слуга падает вниз, уложив на первую ступень, ведущую к трону, отрезанную голову шпионившего подле их обители чужого приспешника. Открытый зал оглашает легкий лязг, с которым деос призывает чужое древнее орудие: неслышно для антикверума, но хорошо различимый для ее собственных ушей терпкий скрежет бившегося в чужих руках в агонии артефакта, оставшегося без истинного хозяина.

- Дары для владыки, - лишь после мрачных слов бессмертная решается поднять голову, встречаясь с чужим изумрудным взглядом. И только теперь антикверум мог отчетливо рассмотреть временно раздвоившиеся зрачки своей рабы - так всегда происходило после поединка, в котором оба деоса отстаивали право на силу своего первородного. С древней поры и до сегодня Тонатос никогда не подводила своего владыку. Пройдет несколько дней, прежде чем поглощенная сила сородича уляжется в её нутре, и та окончательно впитает чужую силу, а взгляд станет прежним. - Все вышло так, как вы и задумывали. Элоксерентар остался без защитника, время действовать... Господин?

Что-то было не так. По каким то причинам недавно желанные победы не трогали владыку, тот или впал в иные раздумья, либо же Тонатос сделала что неправильно. По спине ползет легкая дрожь, но этого не видно, ведь как и всегда ее тело надежно было укрыто вечно молчаливым артефактом, безупречно чистым не смотря на недавний бой, впитавшим все искры крови. Так же Тонатос поступила со своим лицом и руками, предусмотрительно умывшись в снегу у подножья, ведь единственная приемлемая грязь на ее теле могла быть лишь собственной кровью, и только той, что хлестала из оставленных господином ран. Чужое молчание взывало к тревоге, бившейся где-то под адалантиновыми ребрами.

Где была допущена ошибка? Мысли лихорадочно шастали туда сюда, прокручивая последние сутки жизни, выделяя каждую неприметную деталь, которая могла стать роковой, но тщетно. Ведь всё действительно было исполнено безупречно: серьезный враг, последнее время собиравший альянс для свержения Рагнарелентара, почти повержен. Остается лишь прийти за ним самим и дать владыке вкусить древней мощи, а после - постепенно расправиться с мелкородными родственниками. Бессмертная прикусывает край одеревеневшего языка, не в силах придумать чуть больше подходящих слов. Пальцы бессильно сжимают добытый и оказавшийся никому не нужным трофей, а взгляд лениво цепляется за останки шпиона, что пачкали безупречное подножье величественного трона. Ничего страшного, оно ведь видело уже немало крови.

Хорошая работа. Тонатос едва заметно ежится, ведь похвала - совсем не то, чего ожидаешь услышать средь этих приторно белых колон, особенно когда так ярко ощущаешь повисшее в воздухе напряжение. Оно волнами исходило от её хмурого владыки, утонувшего в тьме своих будничных размышлений. Что-то поменялось не только в его словах, даже голос Рагнарелентара был другим, задумчивым, а движения казались плавными и более расслабленными. Пугало. Тонатос сбивается с дыхания от влажного хруста, который очень звучно сопроводил из последних шагов господина к ней навстречу. Розовые брызги украсили ступени новыми акцентами, заодно слегка запачкав мыски темной матовой брони деоса. Тонатос с усилием скрывает в себе непонятное чувство, граничащее с ужасом и возбуждением - однажды она отошла в столетний сон именно таким образом, на этой самой второй ступени с конца.

- ... Господин? - растерянность никогда не была другом Тонатос, но именно ее душные объятия сейчас сношали мысли. Алоокая казалась самой себе ужасно глупой, ведь давно забыла это ощущение непонимания происходящего. Владыка всегда был до глубины стабилен в проявлении себя, в оттенках его тьмы никогда не было живых новых красок, так что же произошло теперь? Сухие руки продолжают в надежде сжимать чужое оружие, которое тихо пульсировало угасающей энергией, ибо было живым. В тронном зале на холодной вершине такие трофеи втыкались в вечную мерзлоту. Темная коллекция насчитывала больше тысячи предметов, от мечей, до дубин и щитов, и даже фрагментов чужих доспех. Бессмертная полагала, что новая игрушка хоть на миг порадует вечно мрачного властелина, а значит завтра она сможет встретить рассвет нового дня без сковавшей тело боли.

Тяжелый изумрудный взгляд казался сейчас сильнее сразу двух пар алых глаз. Тонатос не желала чтобы ее потерянность была слишком заметно, а потому предпочла слегка хмуро следить за движением чужих рук - единственных, которым было позволено касаться ее тела. Может от того она никогда не проигрывала? Делала все идеально, не проигрывала ни одной битвы, ни в чем никогда не подводила своего владыку. Рагнарелентар грезил добраться до своего сородича, одного из сильнейших представителя первородных, не одно столетие. И вот, в момент практически его триумфа что-то меняется, уступает некой иной цели, призрак которого порхал в темных зрачках властелина. Деос слегка дернулась от прикосновения, ведь ждала, что ей просто вспорют живот и достанут пару внутренностей наружу. В горле было сухо, словно организм ждал пока рот наполнится теплой и горячей кровью. Так было всегда, разве нет?

- Творение мира для его истинных владык отняло у моей расы много сил, мы утратили свой дар уже очень давно, - скромно начинает она, все еще не понимая, о чем же может идти речь. Тонатос просто не могла думать о чем либо еще, ведь это было бы настолько мерзким и противоестественным, что казалось чем-то нереальным. Взгляд глаза в глаза, словно Тонатос боится прослушать или понять древнего неправильно. Суть и смысл всего её существования - в служении и повиновении. Хотелось сделать шаг назад, ведь острые когти все еще царапали гладкую поверхность адалантиновой чешуи. Хотелось, но Тонатос никогда себе этого не позволит, вместо этого отводит за спину принесенное разумное оружие, вытянувшись прямо как струна. Еще два удара сердца, и Владыка вновь станет прежним - бессмертная глупо верила это, а привезенный дар воткнется ей в то самое место, которому предназначалась странная ласка.

- Чего желает мой хозяин, чего еще нет в Каэнри'ах?

Отредактировано Тонатос (31.10.22 11:42:35)

ну что опять с тобой?.. пальцы ломаются
слёзы бегут рекой, плачь, мне так нравится

Ее тело - карта, только вместо вершин и редких городов - синяки да шрамы, переломанные кости и впадины, куда вонзалось то железо, то бесконечно острые когти. Тонатос полагала, что господин медленно примеряет куда бы нанести новую отметину власти на её всегда покорное тело. Сопротивляться? Хах, будто бы у нее хоть когда-то была такая роскошь. Истинный смысл слов терялся, казался невнятным бредом. После поглощения одного из сильнейших сородичей прошло не так много времени, но в мыслях Рагнарелентара словно поселился въедливый червь, все действия антикверума перестали поддаваться привычной логике, он стал непредсказуем. Хладная вершина перестала быть столь одинокой, бледные тени ужаса мелькали меж крепких льдин, бликуя в темных зрачках Тонатос, которая прикладывала массу усилий чтобы понять что же ей необходимо совершить на сей раз. Нет ничего ужаснее приказа, который не понимаешь как исполнить...

Его уста - горькие, словно ядовитые, разъедающие не плоть, но остатки хладнокровного спокойствия. Глаза наполняются влагой не то от боли, не то от накрывшего сильной волной отвращения, но деос - послушная марионетка. Сделай шаг назад - и владыка сделает два вперед; закричи - и никто не услышит, ведь вершина пуста и полностью принадлежит одному Рагнарелентару, как и сама богиня; заплачь - и вместо слез прольется собственная кровь, каждой каплей подсластив их общую вечность. Тонатос ломали жизнь множество раз, обрывали жалкое существование ради новых строчек любимой темной баллады её владыки, и деос возвращалась каждое столетие чтобы непременно спеть её вновь. Бессмертной вытягивали внутренности в те дни, когда она, никчемная слуга, оказывалась не способна раздобыть нечто сытное для всегда голодного антикверума. Ей выворачивали кости, срывали кожу с плоти, выдавливали глаза, отрывали конечность за конечностью, пока очередь не доходила до головы. Что угодно, любой приказ и действо, всё это казалось Тонатос не таким ужасным... но это...

Красная вспышка. Глухая боль кажется невзрачной, как будто её оказалось слишком недостаточно, чтобы перекрыть навалившийся на тело страх. Реальность дробилась на осколки и они впивались в сознание, отравляя его приступом ужаса. Сердце забилось чаще, чем бывало в разгар самых пылких битв. Тонатос нехотя отрывает себя от пола, вжимаясь в ледяную колону, словно та могла стать надежным убежищем.

Отвратительно. Богомерзко. Это было настолько очевидной ересью, что просто не укладывалось в голове. Надо признать, её Владыка не часто ловил подобное настроение, но когда такое происходило - Тонатос приволакивала к ступеням еще живых врагов. Сородичей, его и своих - прочие сдавались слишком быстро смерти и представляли мало интереса. Истошные вопли многих из них навсегда вмёрзли в острые пики вершины, кажется - тронь их, и в голове тотчас всплывет воспоминание. О том, что Рагнарелентар жесток не только к ней, а во многом даже и правда милосерден - своих жертв он предпочитал насиловать еще живыми, не отрываясь от долгожданного мига трапезы, ведь послушная слуга всегда была удобно рядом, чтобы вложить в черные уста оторванный от кости кусок плоти. И аппетит его никогда не остывал, лишь постоянно рос, но даже в самом кошмарном видении деос не могла бы представить, к чему приведет эта ненасытность.

- Разве... - она нервно сглотнула скопившуюся горькую кровь, мешающую говорить, - могу ли я быть достойной такой чести, владыка? Позвольте мне найти кого-то более подходящего, я обещаю не заставлять вас ждать. Лишь дайте шанс, - всего один.
избежать этого акта против самой природы.

Отредактировано Тонатос (16.11.23 20:48:33)

Убей меня. Это так просто. Это ничего не стоит. Ты делал это тысячи раз, так почему же теперь всё иначе?

Вокруг Тонатос стремительно сгущалась невидимая, но вполне осязаемая тьма. Она причиняла такую боль, которую она никогда не испытывала при своей, если это можно таковой обозвать, жизни. Боль была иной, несравнимо хуже той, которую Тонатос знала - а она знала, казалось бы, любые её существующие оттенки. Эта боль смешалась с ужасом и не просто пронизывала до костей, но прожигала саму душу.
Это была тьма демонов, тьма самого Владетеля их увядающего мира, тьма вечной гибели.
Тьма ее Господина - его властная тень, что легла на ее оцепеневшее тело.

Только теперь деос понимала, что все прочее - абсолютно пустое, нет-нет, она никогда не умирала раньше по настоящему, лишь отправлялась в долгую спячку. Всякий раз когда повелитель сносил ей башку или проламывал ребра, а может медленно вытягивал внутренние органы, пока покорная раба не теряла сознание - все это было проявлением высшего блаженства. Мир слышал её скорбное искупление и отсылал отдохнуть хотя бы на сотню лет, восстановиться насколько это возможно, и повернуть время вспять. Убей меня. Теперь по настоящему.

Тонатос некуда было отползти или спрятаться, ее тело с силой прижалось к мерзлой колонне, инстинктивно убегая от нависшего ужаса. Сжатые ноги до глухого хруста грубо раздвинули, но эта боль была вообще ничем в сравнении с тем, что бессмертная ощутила всем телом. Он всаживался в нее глубоко, до упора, будто бы от каждого движения зависел весь успех чудовищного замысла. Тонатос мутило - от страха, отвращения, от привкуса собственной горькой крови во рту, от невозможность с криком исторгнуть всю себя из тела, что в мгновение перестало ей принадлежать. Бессмертную лишили последней обители, чего-то личного, где она изредка, но пряталась от реальности. Ей больше не нужно это тело, оно отвратительное, омерзительно оскверненное. Все мечты и чувства Тонатос сжались до разрушающего сознания белоснежного писка. Вот бы её всю также разорвало по швам самой ткани жалкого существования...

Убей меня - молила она, но просьба уходила в ухмыляющуюся темноту. Единственный бог Тонатос никогда не исполняет заветные желания, он душит их в своих огромных кулаках и топит в изумрудной бездне глаз. Деос не знала как так случилось, не могла дать себе отчет в своих же действиях - она была вне себя, не собой, ее тело подчинялось неким неизвестным ранее импульсам. В мгновение, когда сердце старательно пропустило удар, трясущаяся рука нащупала болтающийся на ремне кинжал. Повелитель был слишком поглощен процессом, чтобы обращать внимания на такие детали, да и будем честны - ранее Тонатос всегда отличалась исключительной покорностью. Теплая кровь повелителя полилась бархатными струями - очередная ересь, которую узрело небо в эту порочную ночь. Глубокий удар до самой рукояти возле хребта, и Тонатос с силой тянет вдоль, оставляя рваную борозду. Этого мало, чтобы убить повелителя, но цель была вовсе не в этом. Рагнарелентаром двигала похоть, и покорная слуга хотела вернуть ее в обыкновенную, привычную всем ненависть.

- Просто убейте... меня, - хрипит она, пользуясь замешательством и выныривая из взревевшего антикверума. Между ног мерзко саднило и кровило, но деосу было плевать - лишь бы поскорее избавиться от собственного тела. Клинок с дрожью касается середины собственной груди - бессмертная так надеялась на безумную вспышку ярости, хоть на короткий миг, а большего ей и не надо. Тонатос давно бы прикончила саму себя, да с блаженной радостью, вот только давным-давно уже получила запрет на подобные фокусы. - Я недостойна. Я неспособна. Я никогда этого не сделаю... То что вы просите, Владыка. Что угодно... Только не это, - она сама дивилась своим словам, задыхаясь на каждой дрожащей букве. Ей казалось, будто Повелитель был шокирован и разозлен не меньше.