Бывают кошмары, которые рассеиваются к утру, стоит только солнцу своими золотистыми лучами развеять туманно-розоватой дымке. А есть такие кошмары, из которых даже не получится не сбежать. Ведь ты создал их своими же руками.

Сколько он в этом аду? Он никогда не следил за временем. День сменялся на ночь, а ночь на день. И всё заново. Всё опять, по новой. За ходом времени не уследить, оно неумолимо, но тьма катакомб защищала его от её пагубного  воздействия. Поглощала все волнения, снимала тревогу. Ведь под солнечными лучами всегда будет заметно то, что до этого пряталось где-то рядом, а иногда и в тебе самом.

Аветеон всё сильнее погружался в бездну. Он знал, что здесь произошло что-то страшное. Что-то ужасное. Что-то, что не должно было произойти. Никогда. Что-то такое, что нельзя простить. Он не простит это. Он знает, что...Слышит хруст костей под ногами. Каждое движение вызывает треск. Руки...он чувствует отвратительный запах. Металлический. Он на руке. Вкус...так солёно. Что же это такое? Это так трудно понять в темноте, ведь отчаянье поглощает все краски в себя. Юноша не знает, не понимает. А может...просто не хочет понимать? 

И чем глубже он утопает, тем сильнее искажается его мир.

Для него уже не существовало ничего, кроме этих сырых стен, спертого гнилостного воздуха и холодного пола. Наверное, так оно и есть. Ничего до этого не было. Был только он, и эта пещера. И больше никого. Больше ничего. Только он. Почему же в голове тогда становится так мало места? Сознание давит на вески, а воспоминания готовы бить наотмашь, пока хоть что-то не вспомнишь. Пока не вспомнишь что? Что он должен вспомнить? Что он вообще тут забыл? Что он тут делает один? Ведь он был тут не один, а с...

Звук. Чей-то звук шагов. Противный, резкий, словно лязганье металла. Как загнанный в угол зверёк, он дёргается, мечется, пытается найти выход. Надо спрятаться, спрятаться дальше. Глубже. Туда, где темнее, где до него не смогут дотянуться, но буйный рассудок не даёт рассмотреть правильного направления, заставляя съёжится и сжаться в комочек, казаться ещё меньше, чем он есть на самом деле. Ах, если бы у него был хоть какой-нибудь способ прижечь своё сознание, заставить сосредоточится, забрать его себе...он резко впивается клыками в своё запястье, заставляя собраться в небольшую ямку на полу алое озерцо. Сегодня он такой беспокойный. Ему дают принять пустоту вокруг, не дают задохнуться в этом бесконечном одиночестве. Больно. Ему сейчас так больно...с руки нелепо свисают бежевые нитки, а сам дракон издаёт протяжный скулёж, как забитый камнями щенок. Янтарные глаза наполнены слезами. Держаться было так тяжело: рядом не было ни края, ни перил. Схватиться не за что. Значит, что ему не удастся остановить собственный плач.

Монстр, пойманный в капкан, которому должен стать могилой его собственный дом. Почему же у такого чудовище лицо глубоко несчастного ребёнка? Вокруг накопилось немереное количество костей: обглоданные лишь наполовину, порой разодранный до осколков. Рваная одежда, чья-то поблёскивающая в тусклом зеленоватом пламени, клочья знакомых для Дионас одежд. Её группа — не единственные, кого хотели захоронить в заплесневелом склепе. Какое ещё обездоленное дитя способно поступать страшней всех чудовищ и богов?

Голос. Мягкий и нежный, словно рассвет. Тихий и спокойный, словно размеренное дыхание. Ему хотелось довериться, попросить его научить жить, забрать все страхи. Словно всё это говорила родная мать или...или кто?

Он не мог не  дать ответ.

— Я... — хриплый голос, который сменился оглушительным кашлем, сотрясающим воздух. Человеческая речь внезапно показалось ему такой сложной, словно он всю жизнь привык рычать и выть, что даже такие простые слова казались чем-то неописуемо сложным. — Я...кажется, сделал...что-то плохое. Очень плохое.

И как бы Аветеон не тянул свои руки в сторону солнца, над ним всегда будут сгущаться грозовые тучи.
Ведь он прекрасно понимает, что он — главный виновник торжества.

Мальчишка сверлит её руку янтарными глазами долго. В каком-то роде завороженно, в каком-то смысле с любопытством и в каком-то плане со страхом. Что от неё ждать? Милости или ярости? Удара или объятий? Ненависти или любви? Жизнь, даже жизнь пресмыкающегося и слабого ребёнка, обходится слишком дорого, чтобы жертвовать ей из-за пары добрых слов. А вдруг это ложь? Что, если это ловушка? Зачем ей его доверие? Но ведь тихий голос в голове шептал тоже самое, что и она. Это самооборона, защита от чужаков, которые могли ему навредить, а-то и уничтожить. Может, они всё же находится по одну сторону баррикад? Стоит ли ей довериться? Дать дотронутся до своей безысходности?

Медленно. Очень медленно. Переводит взгляд на собственные руки. Дать ли прикоснуться?..Стоит ли вообще?.. Сомнение, непонимание так легко читается на этом угловатом лице. А ведь по меркам драконов ему совсем немного, всего-то семнадцать лет. Такой жалкий срок, почти что песчинка по сравнению с тем. сколько такие существа могут прожить: тысячи и тысячи лет. А что это для деоса? Должно быть, не более, чем минута, а-то и вовсе секунда. Маленькая и хрупкая рука поднимается в ответ, сейчас легко можно было заметить по его движениям, насколько же он был ослаблен. Паразит заставлял сражаться на пределе возможностей. Делать всё, чтобы поддерживать в своём сосуде минимальный уровень жизни. Этого ему было достаточно, чтобы жить самому, и у скорбилуса для этого есть все карты и возможности. Дракончик был всего лишь маленькой молекулой в его невидимых руках, он уже не пытался сопротивляться его воли, ведь они были едины, и что самое страшное —  он пока этого не понимал. Всё же, рука прикасается к чужой руке.

— А...ветеон...

Так рано понял, что никому никто не нужен...

Тонкий шепчущий на ухо женский голос, ещё более детский, чем его собственный, даёт ему такие необходимые подсказки, использует его голосовые связки, чтобы назвать забытую им правду и истину. Мир был всё ещё непривычным для него, пугал, а ведь когда-то, не так давно, он мог бы быть жить вполне нормальную и отчасти даже счастливую жизнь. Глупая ошибка. Его ошибка.

— Кажется...я никогда ничего не пойму... —  Голос уже не такой испуганный, как прежде. Сейчас он наполнился всеми пятью чувствами, наверное, из-за отогревающей его чужой руки. Ему ведь было так холодно в своём одиночестве. Может, это его шанс? Шанс на побег, шанс на прощение?

В голове бутонами раскрывались всё новые и новые вопросы, и не все были рождены им самим. Они противоречили друг другу, заставляли кровь прилить в голове, бешено пульсировать и только мечтать о пощаде.
— Мне больно...очень...больно.

На миг просветлевшие глаза взглянули на свою благодетельницу, а рот изобразил кривую сломанную улыбку, сгоревшего до угля человека без права на воскрешение, ведь он уже потратил свой шанс на тело. Кто мог бы выбрать такую жизнь в здравом уме? Разве кто-то решился переродиться в монстре с располовиненным на части разумом? И кто может помочь ему собрать себя, по частям? Воскреснуть.  Не как простое бренное тело, а как живое существо. Думающее. Личность. Он ей всё ещё остаётся? Она сможет спасти его? Она сможет дать ему его потерянную человечность.

Но Аветеон чувствует прикосновение, более жаркое, чем рука этой странной женщины. Эта рука дотрагивается до его висков, совсем ненадолго. Этот странны жар отдаётся холодом в его сознании, на пару секунд замораживая для него время, рассыпая реальность на миллионы и миллионы фотонов. Ведь он прекрасно знает, что сзади него обычная каменная стена пещеры. Дракон замер, не в силах ни пошевелиться, ни вдохнуть воздух во всю грудь. Что же там?

Отредактировано Вейдталас (20.08.23 17:57:27)