Свет. Его так оглушающе много...
В каждом вдохе, что обжигал легкие золотистым пламенем изнутри. В каждом взмахе выгоревших ресниц. В каждой разлагающей сознание белой вспышке —
слишком. много. света.
и его жгучее царствование было неприветливо-жестоким к тем, кто сознательно держался мрака в своей прошлой жизни.

Подпространство Карамматиса пролегало в относительной близости к Сердцу мира — энергетического сосредоточия жизни, и это тесное соседство накладывало своеобразный отпечаток на одну из самых надежных светлиц в мире. Каждый узник буквально оказывался ослеплен бесконечным неугасающим потоком, обволакивавшим тело, внутренности и -обязательно- мысли. Свет проникал сквозь плотные сжатые веки, мешал спать и размышлять о чем либо, кроме как о своем невыносимом -величии-. Свет сжигал кожу, заставляя ее пузыриться и слезать с костей, а сами кости чернильно коптиться – по крайней мере ощущения должны быть примерно такими, но проверить это наверняка все равно не удалось бы.

— Селеста, разве эта женщина не принадлежит Кроту?
Скромный скрипучий голосок звучал убийственно для властвующей тишины, статичность начала уступать целой симфонии разных звуков: шумные вздохи и выходы, липкие шажки по влажному полу, переливчатый звон ключей, среди которых наверняка притаился тот, что обещал свободу воинственной эдере. Увы, вряд ли это случится сегодня.
— Эту бессмертную еще не судили, - спокойно ответил строгий женский голос, в котором не читалось ничего кроме статичного равнодушия.

Крот — низкорослый саэтерус, в котором намешано невесть что, и рожденный где-то в потоке этого непрекращающегося света одной из заключенных. Вскормленный плотью собственный матери, он не желал знать пристанища лучшего, чем то, что оказалось его светлой колыбелью. Мир смертных казался ему слишком неприветливым и мрачным... Здесь же не видно чужих застывших в отвращении к нему лиц; здесь он нужен и важен; здесь он — чистильщик и смотритель, следящий за порядком. А за свою верность скромный слуга не просит ничего, кроме вкусного ужина.

— Прости его, дитя, терпение ему неведомо, как и все вокруг, — спокойно начала селеста когда услышала, как стихли вдалеке неравномерные шажки слепого сторожа, - Его тусклая искра не знает иной радости, кроме тепла живой плоти на языке. Всем известно, что нет вкуса слаще, чем кровь бессмертных.
Сухие руки предлагали Хель теплой воды из деревянного ковша. Драгоценные капли, едва касаясь пропитанного кровью тысяч осужденных пола, испарялись как и капли пота с измученных жарой тел - с едким шипением.

- Мое имя Дэза, я буду сопровождать тебя на пути к истине. И лучше бы тебе знать, за что тебя будут судить, - на слух было сложно определить возраст женщины, но совершенно точным казалось, будто бы течение времени для нее давно замерло и потеряло всякую ценность. Обитель заблудших, юдоль скорби, царство пепла - у Карамматиса было так много имен, но главным было то, что в этом пространстве не существовало счастья, ни для кого из его гостей и постоянных жителей.

Селеста невозмутимо отстегивала сильное, но измученное тело от раскаленных добела оков и цепей. Дэза совершенно не боялась, что на нее нападут; не думала о том, что пленник хочет бежать; не опасалась ни смерти, ни любого иного исхода, который мог запрятаться в тени чужих хаотичных мыслей. Во всем этом просто не было никакого смысла, и не только потому, что точно также как и все была ослеплена. Селеста не шевелилась и терпеливо ждала, пока воительница найдет в себе силы не только встать, но и принять свое новое положение. - Будь добра и не делай глупостей, нет никакого желания волочить тебя в малый зал как мешок грязи. Лучше поразмышляй о своих деяниях пока на то есть время. Отвечать нужно будет быстро, долго не думая. Слышишь что я тебе говорю?

Отредактировано Тонатос (14.09.23 00:10:35)

- А разве это имеет значение? - спокойный тон Дэзы говорил лишь о том, что ей абсолютно безразличны чужие замечания. На слова отступников и лжецов, всех падших и заблудших нет смысла опираться, если только не хочешь пасть рядом, - Бахвалишься, но твой полный взор способен различать лишь грязь. Так кто из нас поистине слеп?

[indent] Медлительность не раздражала селесту, хоть та, в отличие от эдеры, не обладала бесконечностью времени жизни. Пленники редко сразу принимали новую реальность своего существования. Болезненное заточение отзывалось не иначе, как протестом; многих настигал привычный гнев, они срывались на что угодно их окружающее, некоторым удавалось даже убивать - смотрителей, других пленных и даже себя, будто бы доказывая миру истинную свободу своей души.

- Видишь ли, это мало кому нужно кроме тебя самой.
Так просто, правда? Селеста нарочно выдерживала паузу, позволяя гордой воительнице самой распробовать столь простую истину, - В противном случае, куда проще было бы убить тебя сразу, не так ли? Так вот, заблудшая, смысл в том чтобы именно ты осознала свое прошлое и смогла измениться в будущем. Эфриумный прах твоего тела не принесет никакой пользы миру. Вот почему ты еще здесь, а не растворена в вечности. Поднимайся.

[indent] Смотрительница повторила это с большим нажимом, и становилось очевидно, что следующий раз Дэза таки схватится за рыжие кудри своей нечеловечной хваткой. Наверняка это будет стоить Дэзе жизни, но будто бы это не имело никакого значения. Таких, как она, у Карамматиса очень много - одинаковых и всегда слепых. Селестам не нужно видеть, чтобы выполнять свою работу - они знают ее идеально, ведь это заложено в них с самого сотворения. Баллионтар возвышалась над эдерой как почти несокрушимая башня, не знающая сострадания или жалости, по прежнему терпеливая, ведь ей не впервой вдалбливать истину в черные мысли своих подопечных.

- А ты, разве настолько глупа чтобы не помнить чем была занята в последние мгновения своей тлетворной жизни? Можешь рассказывать вслух. Так путь будет легче, уж поверь. Очень часто угодившие сюда сильно любят перекидывать вину за свои деяния на других. Отец, мать, семья, да хоть кто, кроме них. Ты же не думаешь что кто-то кроме тебя виноват в том, какой ты стала на самом деле?

[indent] Жаркий свет не переставал жалить их тела ни на секунду. Лицо Дэзы, единственный не покрытый легким одеянием участок искусственного тела, было изрыто бороздами от ожогов вечного сияния сердца мира. Оно было одинаково безжалостно и беспощадно ко всем - и даже в этом читалась некая суровая справедливость светлицы. Эдера еще не знала, какой мучительный путь им предстоит в зал совета.

- Если ты не готова говорить о себе, ты можешь спрашивать что хочешь у меня. Но будь готова к тому, что ответ тебя вряд ли устроит. Правду никто не любит.

Отредактировано Тонатос (29.02.24 21:01:29)