Только не поднимай лица. Не поднимай лица.

Моя зима, кто тебя, красивую, только не насилует...
Снег. Разве он не прекрасен? Своей белизной он скрывает всю чернь, прячет остатки духоты после единственных трёх тёплых месяцев в году, пытается очистить мир и сделать его лучше. Выйдет ли это у него? Совсем скоро это белоснежное месиво начнёт таять: от их шагов, от жара резины проезжающих мимо машин, а там им помогут и дворники, окончательно превратив некогда нечто прекрасное во что-то отвратительное. Может быть, с этим городом было что-то не так? А может быть, что и со всем миром... Ей это было неизвестно, ведь вид этого двора, залитого грязно-жёлтым светом окон не хочет её отпускать из своей темницы .

Капюшон с искусственным мехом кремового цвета с редкими чёрными волосками, почти до лица застёгнутая синяя куртка — всё это нужно было не только для того, чтобы согреться. Тупой взгляд, уставленный вниз выдавал её с потрохами. Она не хочет видеть других людей, не хочет с ними встречаться, специально петляет и ведёт свою спутницу запутанными тропами между пустых переулков и мрачных домов с ещё живыми окнами. Вон, в том окошке виден один лишь силуэт на шторах какой-то хозяйки, что старательно готовит на кухне. А в другом, на пару этажей выше, какой-то мужчина открыл форточку на проветривание и курил прямо так, ничего не стесняясь. Только даже на это она не могла смотреть. Пусть они будут там, далеко от неё, а она будет здесь.

В магазине было тепло. Можно даже сказать, что уютно. Сиврэна только собиралась сбросить с себя мешающий ей капюшон, но она вовремя остановилась, всего лишь небрежно проведя по шёрстке, якобы случайно. — Самое дешёвое, значит... — Девушка зелёными глазами пробегается по многочисленным полкам, в полном непонимании, чему так улыбаются эти одинаковые девушки. — Только чёрный. Для блонда придётся осветлять, яркое не подойдет, слишком выделяет. Шатен будет в тон и разницы не будет, а вот чёрный точно перекроет...только вымываться будет. Придётся взять пачки две, а-то и три. На всякий случай.

Сиврэна говорила со знанием настоящего эксперта, словно красила волосы каждый день, в своих рассуждениях она даже заговорилась, хотя могла быстро взять необходимый товар и пройти на ещё свободную кассу. Она быстро сгребла в свои руки ровно две коробочки соотвествуюшего оттенка, самого тёмного из доступных и вместе с Ассоль пошла на кассу, попутно роясь в карманах в поисках мелочёвки. Перед ними была всего одна покупательница с целым набором разных ёлочных игрушек: зайцами, шарами, конфетами...и даже миниатюрной тыквой с забавной рожицей. Кассир работал достаточно быстро, ловко пробивая товар за товаром. Какое же монотонное и скучное занятие... Очередь девушек, тем не менее, пришла достаточно быстро, но всю радость от покупок испортила одна маленькая деталь. Мужчина за кассой слишком долго смотрел на Сиврэну. Не просто смотрел, а буквально пялился на неё. Ей казалось, что её пожирают заживо, под кожей снова зашевелились муравьи.

— Выглядите очень знакомо. Кажется, я вас где-то видел.

Какого же это, когда тебя раздевают глазами? На ней была достаточно толстая куртка и подавленный взгляд, опущенное лицо вниз. Её узнали. Какой-то продавец...он видел её, он смотрел на неё, он знает. Знает всё, он видел, он понимает, он смотрел, он открывал...открывал, видел, смотрел, знал. И, самое главное, узнал.

Её будто облапали. Молча взяли, без слов. Потрогали везде, где можно. Совершили страшное злодеяние, осквернили её. Сиврэна не может дышать, воздуха становится слишком мало. Ей кажется, что она задыхается, а звуки вокруг становятся всё громче и громче. Ей хочется кричать, но лёгкие пусты. Она сама пуста. Лишь бы к ней перестали «прикасаться», просто перестали, перестали...как же она слаба, ничтожна. Все они были правы, она ни на что не годна и не способна. Мусор, простой мусор, и должна она закончить свою жизнь там, где ей положено. На помойке вместе вместе с умирающими от обморожения собаками и голодными бомжами. Может её смерть принесёт больше пользы, когда все её косточки очередь обглодают коты. А если её убьют в лесу? Рискованно, но представить, как твоё горло сдавливает удавка или чья-то рука. Всё это так страшно просто, что смерть кажется приятным освобождением и побегом из этого города. Ох, не ей ли не знать, что значит "сбегать"? Зелёные цифры выжигают сетчатку, а простой свет кажется светопреставлением. Тут неба, тут потолок, но в её глазах отражаются взрывающиеся сверхновые. Больно. Она жмурит глаза, сжимает до боли. Была бы она одна, надавила на них, лишь бы прекратить всё это.

Одно прикосновение руки. Кажется, случайным. Наверное, так и есть. Иначе не быть. Небрежно капается в карманах, вываливает горстку металлических монеток. Пусть помучается, посчитает. Там всё  равно больше, чем надо. Выручит кассу, закроет все минуса. Может выйдет в плюс, подонок. Впрочем, кто она сама, раз так думает про него? Ш.л.ю.х.а.

В неё врывается ветер, одурманивающе бьёт по лицу. Сиврэна даже не понимает, как оказалась на улице. Её вытолкнули или она вышла сама? Как вообще вышла так, что она оказалась тут. На вопрос, наконец-то слыша его, девушка мотает головой. Ей не может быть хорошо. Ей ужасно плохо, но она этого не покажет. Ей не дозволено.

— Ты... — Хрипло начинает она. Во рту всё пересохло, а в горле предательски першит от позора или другого чувства, которое она не в силах назвать. — ...останешься со мной?..се...годня...

Голос тихий. Она надеется, что Ассоль её не услышит. Надеется, что не поймёт. Проигнорирует. Ведь она задаёт вопрос в пустоту, будто бы не ей. Она боится. Боится услышать ответ. Пытается спрятать алмазные капли в уголках глаз. Это просто снег. Слишком темно, не заметят. Ей хочется спрятаться. Глупый вопрос, бессмысленный. Ведь ей прекрасно известно, что ей некуда идти. У неё нет выхода, даже если хотела найти его. Сиврэне страшно, она нуждается в подтверждении. Нуждается так, как нуждается зима в весне. Нуждается... Она утыкается в чужое плечо, прячется в чужой ткани куртки. Незнакомка. При ней же тоже страшно показывать дрожь в своих плечах. Сиврэна не ждёт утешения, не ждёт помощи. На это глупо уповать, как и на то, что этот ветер перестанет трепать волосы, как надеется, что прямо сейчас выглянет солнце. Она всего-то зверёк, глупый котёнок, который просто хочет спрятаться от всего этого мира в тепле такого далёкого дома.

Отредактировано Эйяфьялла (24.12.23 14:16:00)

Холодно. Безумно холодно. Где-то внутри от обезличенного ужаса и глазастого страха сводит узлом кишки, скручивается желудок. Её опять будет сегодня тошнить. Уже привычно. Сиврэна так часто недоедает, может голодать неделю. А потом, когда всё же заставляет проглотить себя хоть кусочек, едва сдерживается от того, чтобы его не выплюнуть. Интересно, а захочет ли Ассоль сегодня тёплый ужин после такого мороза? Девушка надеется, что нет. Она уже показала себя такой...жалкой...

— Взрослые девочки не плачут.

Такой же промозглый голос, как этот чёртовый ветер звучит у неё в голове. Верно, от этих травм так просто не избавиться. Слова не выковорить из головы ни ложкой. Даже лоботомия была бессильна против этого...не поможет. Одних объятий мало, одних слов — недостаточно. Она пытается сдерживаться из-за всех сил. Сиврэна не какая-то слабачка. Нельзя плакать. Терпи, зажми в себе все чувства. Опусти их на дно. Сожри, как каждую ночь поглощаешь себя и смешиваешь с желудочным соком. Тяжело, невыносимо уничтожать саму себя раз за разом. Очередная глупая привычка, от которой она не может избавиться.

Опять кивок на вопрос. Так трудно поверить этим чужим рукам, которые встретили её объятиями. Разве она заслужила это? Как Ассоль, простая незнакомка, может так относиться к ней? Почему? Разве ей не хватает своих проблем? Разве она уже справилась со своими внутренними демонами? Зеленоглазке кажется, что она лишнее звено в этой системе. Очередная нагрузка на эту и без того бедную девчушку. Прожить без семьи, влипнуть в такую нелепую ситуацию, остаться без ночлега. У неё, Сиврэны, была хотя бы семья, хотя она не в состоянии вспомнить ни одного счастливого момента.

Всего лишь поток сознания из несчастного детства.

Испуг. Внезапно, даже слишком. Ей показалось, что от неё вот-вот готовы отстраниться, убежать. Ты же пообещала, ты сказала. Не смей оставлять меня, не смей же. Острыми клычками она впивается в свои же губы, прикусывает их как можно сильнее. Боль — единственное, что спасает от этого удушающего чувства. Одиночества, когда ты всматриваешься в пустоту или в надежде высовываешь голову в окно. Думаешь, что хоть одна из этих фигур ждёт именно тебя. Тебе хочется кричать в него, каждый должен знать, что эти чувства может ранить только ночь.

Прикосновение лучиком ободряющего солнца дотронулось до неё. Будто май внезапно ворвался в её жизнь, заставляя этот айсберг превратиться в какие-то лужи. После слепого дождя...неожиданно тепло. Ассоль сама по себе была яркой, похожей на восходящее рассветное солнце. Именно такое, когда на небе остаётся кровавый след от перезанного горла. Внутри же...вечной зиме кажется, что когда-то в ней горело два огня. Когда-то, может, давно. Может, в забытых мечтах прошлого. Она всё это надумывает, но хочет верить, что всё потухшее однажды разгжется пожаром снова. Только не сгорай, прошу!

Она сжимает чужую руку сильнее. Близкую, но всё ещё далёкую. Не хочет отпустить даже на мгновение, ведь Сиврэна впервые в своей жизни осталась не одна.

— Тут только ты...и я.

Только вдвоём. Ей лучше, пускай и бьёт озноб. Спокойнее, хотя ледяные потоки жгут мокроватые глаза. Быстрее бы убраться от этого места. Забыть о нём вообще. Город такой маленький, слухи, особенно такие расходятся быстро. Передаются от человека к человеку, и в их речах теряется истина. Прошлого не вернуть, а с этого пути уже не свернуть.

Город ничего не забудет. Эти витрины её сожрут. Небо раздавит. Новая жизнь — лишь обрывки сказочных грёз.
Остаётся смотреть на этот парад из огней, возвышающихся над надломленным «Ид» фонарей. Их свет уставился на них. Так похоже на допрос, заставляет ускорять шаг, но бежать — бессмысленно.

Тени от домов ничуть не лучше остатков Хиросимы. Сначала прямая дорога, потом пару поворотов. В карманах своими руками пытается согреть ключи, это поможет быстрее открыть дверь, нырнуть в исписанный подъезд, состоящий из мечт, оскорблений и всяких глупостей. Череда нессчётных шагов, хруст свежего снега. Ломкого, как выстиранное и забытого на улице постельного белья.

Почти дошли. Немного, ещё чуть-чуть, и они сбегут из этого ожившего кошмара. Потерпи немножко.

Отредактировано Эйяфьялла (21.01.24 04:49:47)