Чем больше узнаю людей, тем больше хочется их съесть

Рождение.
Первым тревожным звоночком стало то, что их третий по счету сын растерянно посмотрел на мать, когда та спросила его какого цвета кружка ему больше нравится.  И если сперва нежелание отвечать на простые вопросы показалось детским упрямством, со временем стало понятно – он едва ли может отличить зеленое яблоко от желтого. С самого рождения обыденность Горацио представляла собой организованный калейдоскоп сероватых деталей мозаики, из которых складывались лица и предметы. Отсутствие красок умаляло значимость формы, заставляя все его детское внимание сконцентрироваться на содержании. То, что казалось  другим внешне отвратительным, представлялось ему ничем не примечательным, прекрасное – пресным, а прелести ночного неба и вовсе были сокрыты от его понимания – в темноте Горацио был совершенно слеп. Легко ли жить такому ребенку в семье, что кормилась грошовым трудом на равайских рудниках? Отнюдь. Среди бесконечной череды братьев и сестер, которые рождались один за другим и умирали раньше, чем Горацио успевал запомнить их имя, окруженный нищетой полуразвалившейся лачуги и витающей в воздухе пыли, от которой казалось нет никакого спасения, во всей этой пестроте и буйстве красок, он чувствовал себя жителем другого мира, отделённого непреодолимой стеной от всех, кто был с ним физически рядом.
Но он рос, а вместе с ним рос и серо-белый мир, в котором он коротал свое одиночество. Рудники в те времена были крайне мрачным местом. Здесь влачили жалкое существование лигрумы, закабалённые долгами, рабы, пригнанные с других планет, и те, кто не нашел себе места в суете городов. Серо-белый мир исключал существование расовых, видовых и социальных различий. Отливаясь металлическим блеском, блеклый дневной свет стирал все условности, благодаря которым  бедные отличались от богатых, а рабы и от их господ. Истина заключалась в что делают люди, а не в том, какие символы они на себе носят.
Будучи ребенком, он украдкой подкармливал рабов, что улыбались ему теплой улыбкой, плевал в похлебку толстому, противно пахнущему надсмотрщику за рабами, когда тот был слишком груб, и всем этим неизбежно вызывал всеобщее недоумение и гнев отца. Много лет к ряду последний, без устали с помощью кнута и оскорблений, трудился над возвращением сына в лоно «привычного порядка вещей». Единственный урок, который Горацио вынес из побоев – тот, у кого сила, тот и прав. И неважно, наказывают ли тебя за то, что ты не такой как все или за то, что ты неправильно сделал. Сила есть сила, кнут есть кнут. В черно-белом мире одна за другой появлялись новые грани, сквозь которые преломлялись мозаичные образы. То, что отец называл дурью и упрямством переросло в несгибаемую волю и стойкость. Много лет спустя и то, и другое помогли ему остаться собой.
Будь ты ребенок или взрослый, никто не получал свой прокорм задаром. Те, кто были постарше шли работать в шахты, младшие – смотрели за еще более младшими, бегали по поручениям. Когда Горацио сравнялся десятый год, остро встал вопрос о хлебе насущном.  В виду своей полной непригодности к горному делу, Горацио оставалось заняться подсобной работой на каменоломне, которая из-за нечеловеческих условий труда, обычно доставалась невольникам. Тяжелый, непосильный для ребенка, труд мог сломать его,  но, как известно, все что не убивает – делает сильнее, а дуракам всегда везет. Природа, словно извиняясь за свою оплошность, наделила его прекрасными физическими способностями. За шесть лет проведенных в каменоломне, Горацио вырос в крепкого парня, что был на голову выше своих братьев, и при желании мог согнуть стальной прут голыми руками.  Отец много пил, работал еще больше и совсем мало спал, от чего становился все более раздражительным.
Горацио мечтал покинуть рудники всем сердцем. Однако, природная рассудительность охлаждала его пыл, позволяя трезво оценивать ситуацию. Денег у него не было, а знаний о мире за пределами гор было еще меньше, чем денег. Читать он едва умел, и то крупным шрифтом, имел скверный, преимущественно перенятый у рабов диалект, вовсе не подходящий для городского обывателя. И даже если учесть его неплохие физические данные, в наемники ему был путь заказан – там, где сгущалась мгла он становился беспомощен и беззащитен.
Лишенный возможности полноценно видеть мир, он принял решение научится его слушать. Вместо того, чтобы прохлаждаться в питейных и искать плотских удовольствий с сомнительными особами,  он уходил в горы, где в полном одиночестве, и застыв неподвижно, слушал звуки гор. Первые попытки приучить себя к дисциплине оказались совершенно провальными – посторонние мысли лезли в голову как оголтелые, постоянно чесались руки, ноги, нос. Конечности, натруженные после долгой изнурительной работы, болели, требуя отдыха, но Горацио не привык сдаваться после первой неудачи. Он быстро сообразил – услышать можно лишь когда слушаешь.
Со временем, молчание гор обернулось какофонией жизни.  Оказалось, что в почти статичном сером-белом мире на самом деле всегда что-то происходило, пряталось меж границами теней и жило там своей жизнью. Насекомые, дуновение ветра, шелест камней, падающих с гор – все этот составляло мириады звуков, что  стали музыкой, которой Горацио наслаждался. Именно слух стал его проводником в мире мрака. Черно-белый мир обрел голос. 
Дар пробудился в одну из таких вылазок. Опершись спиной о холодный свод каменной пещеры, Горацио закрыл глаза и принялся прислушиваться. Вот только в этот раз энергия, что простиралась вокруг впервые обрела осязаемую, почти материальную форму, обволакивая его тело, словно принимая в его в свои объятия. Истина, ускользавшая от Горацио все это время, обрушилась потоком дикой, необузданной силы. В тот день он уходил в горы голубоглазым блондином, а вернулся брюнетом с глазами цвета вороньего крыла. Увидев его, отец побледнел и плюнул под ноги. С тех пор, он больше никогда не обращался к Горацио по имени.
Скорбилус.
Казалось, вот он шанс навсегда покинуть постылые рудники, но судьба всегда была не благосклонна к Горацио. Много лет спустя, слушая музыку войны, Горо убедился, что встреча со скорбилусом была вполне закономерным исходом пьесы под названием «жизнь». Третий сын Джаспера Кендала просто не мог умереть иначе. 
На рудниках хорошо знали о существовании климбатов. Ими пугали непослушных детей, о их жестокости и звериной натуре складывали байки, пользующиеся большим спросом в питейных заведениях. Горацио слышал о том, что на Равае водятся скорбилусы, однако никогда не придавал этому особого значения,  ибо всякий обитатель рудников знает – скорбилусы питаются исключительно детьми. Очевидно, особь, проникшая в тело Горацио, была об этом не в курсе.
Удивительно, но он хорошо запомнил момент своей кончины. Смерть, как и серо-белый мир, не ведала различий между бедными и богатыми, рабами и их хозяевами. Когда кровь перестала циркулировать по венам и сознание, успокоенное неизбежностью надвигающейся кончины, медленно опускалось в тягучее забвение, он впервые за всю свою недолгую жизнь почувствовал себя частью всего остального людского сообщества. Горацио умер, прожив под Сердцем Мира семнадцать долгих, мрачных лет.
Можно было сколько угодно убеждать себя, что все произошедшее - не более чем сон, не имеющий к реальности никакого отношения. Однако, поразмыслив, Горо все же принял решение продолжать жить, раз неуемная судьба предоставила такой шанс. Он все еще был ребенком, пусть и самостоятельным, рассудительным, вдумчивым, но все же ребенком. Перспектива, вырваться из рудников, даже в качестве климбата, подогревала фантазию, а границы черно-белого мира трещали по швам.  Да кто, как не он, не понаслышке знал каково быть лишним на всеобщем празднике жизни.
Оставаться дома означало подписать себе смертный приговор. В течение месяца, Горо искал в горах убежище, готовил почву для будущего обращения. И когда его физическое состояние стало ухудшаться, не задумываясь и не прощаясь, он навсегда покинул рудники, ни разу не обернувшись на прощание. 
Взросление
Пережить шестьдесят четыре дня кромешного ада ему помогла сила воли и упрямое желание жить. Нет смысла описывать процесс симбиоза – ни в одном языке мира не хватит слов, чтобы передать чувство, порожденное врастанием инородного тела в клетки твоего организма, а если таковые и найдутся, то их все равно будет недостаточно.
Около тысячи лет Горо скитался по миру, учась жить в своей новой ипостаси. Глаза, чьи склеры навсегда почернели, он прятал под холщовой  повязкой, единственный скрученный рог скрывал капюшон. Всюду гонимый, встречаемый местами настороженной, местами неприкрытой ненавистью и презрением, он где-то жил, с кем-то спал, как-то кормился. Из одного города в другой. Всегда ненадолго. Едва дыша.
Скорбилус мрачно призывал воздать кесарю кесарево. Поддаться хищной, звериной сущности, сдерживаемой лишь сталью характера, так упорно не желавшего расставаться с собой прежним. Горо помнил урок отца – кто сильнее тот и прав. Но какой прок от силы, что подчиняет своего носителя? Климбат, поддавшийся безумию вполне оправдывал звание гнуснейшего из всех существующих выродков. Поэтому, когда становилось совсем невмоготу, Горо забирался в темное, тихое место и слушал музыку города.  А тот рассказывал ему свою историю шумом колес, скрежетом механизмом, пьяными голосами жителей. И пусть голоса в голове, перекрикивая друг друга, с новой силой принимались обвинять его в трусости и слабости. Пусть. Кто сильный, тот и прав, так ведь.
Арена
Тот, кто долго борется с монстрами неизбежно превратится одного из них.
Пролив первую кровь на потеху архонтам, Горо почувствовал облегчение. Тяжкое бремя, которое он так долго носил на плечах, растаяло без следа, сменяясь ясностью мысли. Вопреки собственным опасением, ни после первого боя, ни после сотого, безумие не поглотило его разум. Наоборот, думать стало намного легче.
Жуя ногу поверженного противника, Горо предавался размышлениям о том, сколько человеческого в нем осталось. Ни крики, ни мольбы о пощаде больше не трогали его сердце. Сначала он убивал, боясь смерти, затем ради удовольствия, теперь – из досадной необходимости.  А что еще ему оставалось? Сбежать, вернуться на Вэлсадию? Тысячи лет вполне хватило, чтобы понять – пока Коалиция рас притесняет его вид, ему не видать спокойной жизни.  Даже здесь, на задворках архонтской скотобойни, полнившейся человеческим мусором, климбатов считали существами третьего сорта. Привычный закон силы, долгие годы служивший Горо путеводной звездой, с самого начала имел погрешности. Сколько он не убивал, сколько не доказывал свое первенство на арене, правым он не становился. Любой мог получить свободу по прихоти хозяев круга, с тем лишь условием, что этот кто-то - не климбат. А значит,  скорбилус все же был прав – стоит воздать кесарю кесарево. И построить на руинах старого порядка новый мир, где разумному существу, не зависимо от его природы, найдется законное место.
Старый невольник, убиравший по ночам клетки,  научил Горо одной дриммэйрской игре. На черной доске игроки поочередно выкладывали квадратные и круглые камешки белого цвета. Для победы требовалось выложить на определенную фигуру раньше, чем это сделает соперник. Вскоре, игра стала его страстью. Часами он вглядывался полуслепыми глазами в комбинации белых камней, словно этот процесс помогал ему разложить по полкам свои мысли.  Он был своим же собственным противником, собственным палачом. Горо больше не был наивным дураком, он понимал, что если так продолжится дальше – его рано или поздно все равно прикончат. Перспектива уйти в небытие, пав от руки какого-нибудь выродка из вселенской провинции, не привлекала ни Горо, ни скорбилуса, настоятельно требующего скорейшего переселения на Климбах. И чем дольше Горо думал, тем очевиднее становилось, что из всех возможных вариантов этот – единственно разумный. Положив последний камень на шершавую поверхность доски, одержав над самим собой сокрушительную победу, Горо принял решение. Остальное былом делом техники. 
Климбах.
В 2416 году новая хозяйка Первой зоны обратилась к Горо с заманчивым предложением поучаствовать в создании системы регулярных войск Аэтернитаса. Возможно, в его пользу говорил солидный боевой опыт, подтвержденный положением советника при прежней власти, а может дело все было в том, что Горо был одним из немногих взрослых на планете, полной кровожадных, пубертатных ушлепков. Так или иначе, он дал согласие, и следующие двести лет занимался кропотливым, неблагодарным педагогическим трудом, попутно превращая в кровавое месиво каждого, кто сомневался в его приверженности постреволюционной власти. Новая госпожа проявляла зачатки здравомыслия, и также как он, всей душой ненавидела Коалицию рас, ради уничтожения которой Горо, в сущности, и пошел в инструкторы. Даже беря поправку на мерзкий характер, Рейми стремилась сделать жизнь климбатов более упорядоченной и цивилизованной, что Горо как никто другой, поддерживал.
Со временем, умение правильно располагать камни на доске сослужило ему хорошую службу – оказалось, что стратегическая расстановка людей на поле брани выигрывает дарует армии победу также, как верно рассчитанная комбинация ходов игроку. Горо повысили до главнокомандующего, а тем временем, Аэтернитас стал хотя бы отдаленно напоминать жилую зону.   Это обстоятельство позволило Горо меньше контактировать с климбатами, коих в массе своей он считал непроходимыми идиотами, и больше находится в одиночестве, которое с годами нравилось ему все больше. Трое лично им обученных, относительно верных и еще более относительно сдержанных, Адьютантов охраняют его уединение, выполняя большинство повседневных поручений и спасая Горо от бытовых трудностей.
И да, вряд ли нашейдется хоть один солдат, который бы не слышал, что на бывшей родине у Горо есть женщина. Несмотря на то, что слух этот весьма распространен, ее истинная личность известна только Моро, а раз знает она, то в курсе и Рейми. Говорят, именно желание быть ближе к этой женщине, стало причиной, по которой Горо создал Ударную силу. Будто бы, он обещал ей, что как только Коалиция будет повержена и климбаты получат статус разумных существ, он бросит все и воссоединится с ней, чтобы вместе коротать остатки, отпущенного деосами, времени. И есть ли в этих слухах правда, остается только догадываться.

Высокий юноша, с развитой мускулатурой, из-за чего может казаться несколько старше своих умерщвлённых семнадцати лет. В отличии от большинства климбатов, чьи белки глаз темнеют лишь во время гнева или использования магических техник, склеры глаз Горо всегда черные, тогда как зрачки – красные. Другим отличием являет то, что Горо вовсе не способен скрывать проявления своей приобретенной сущности, в том числе втягивать единственный рог, который расположен с правой стороны черепа. Тело его покрыто татуировками, скрывающие шрамы, оставшиеся от полученных на арене ран. В носу, губе он носит металлические серьги в виде колец, уши проколоты.
В знак верности делу уничтожения Коалиции, выбрил себе левый висок, так как на рудниках волосы остригали в знак траура, остальной прической озаботится только тогда, когда вспомнит о ее существовании. В моменты умственного напряжения, стягивает волосы в хвост.
К его великому огорчению, у него не растет борода, что составляет для него большое расстройство, так как он свято верит в то, что растительность на лице сделает его более привлекательным в глазах одной известной особы.
В одежде небрежен, отдает предпочтение удобству. Поскольку из-за ахроматопсии не различает цветов выбирает максимально темную палитру.

Из-за специфики характера, Горо в меньшей степени подвержен приступам немотивированной агрессии, нежели его собратья. Точнее, он лучше научился их контролировать. Чаще всего он чувствует себя взрослым мужчиной, запертым в теле подростка, что несказанно его утомляет.
По натуре – стратег, мыслящий масштабно. В большинстве случаев, Горо будет думать на перспективу. В связи с этим, он отчасти незаменим с точки зрения политики, однако это же делает его опасной силой – Горо не стремится действовать в чужих интересах, не склонен к фанатичной преданности. Он верен ровно до тех пор, пока это совпадает с его планами, чего, впрочем, никогда не скрывает. 
Из-за того, что Горо страдает ахроматопсией, которую не смог исцелить даже скорбилус (возможно тот не старался), он практически не может читать, а в сумраке становится практически полностью слепым. В этой связи, он редко доверяет зрению, опираясь преимущественно на другие чувства. Многих раздражает его манера поворачиваться боком к собеседнику, не смотреть в глаза, а то и вовсе, отворачиваться. Чужое мнение уже давно его мало заботит. Благодаря обостренному слуху, он чаще замечает ложь в разговоре, но нередко упускает из виду важные внешние признаки. Так, он скорее всего не заметит испачканной одежды, сломанной детали в механизме или изменения цвета волос.
Несмотря на то, что люди не были к нему добры, Горо испытывает своего рода привязанность ко всему человеческому, стремясь не растерять остатки прошлого себя. Быть климбатом для него – досадное недоразумение, исправить которое никто не в силах. Это не отменяет того факта, что он постоянно использует своих врагов в качестве пищи и лихо сносит головы тем из людей, кто встает на его пути. Чужая смерть не является для него самоцелью, он убивает быстро, ради дела.
Порой, когда он теряет контроль над собой и позволяет климбатской природе взять верх, он становится практически неуправляем. Это происходит с ним редко, но в гневе своем, он, как правило, неудержим. В таком состоянии, для него нет ни своих, ни чужих – только объекты его ненависти. После таких «вспышек» он, как правило, на некоторое время исчезает, стремясь привести мысли в порядок.
Куда бы Горо не пошел, у него в кармане всегда будет мешок с белыми камнями и складная черная доска. Играть с самим собой стало своего рода привычкой, ставшей необходимостью. Говорят, единственным человеком, который смог его обыграть, была та самая женщина, в чьи объятья он убегает, стремясь отдохнуть от опостылевшей обыденности. И только Моро знает, что это не так.
Исповедует принцип, что если можно лечь, не стоит пренебрегать такой возможностью, поэтому если он не занят чем-то связанным со своей службой, он будет, скорее всего, в горизонтальном положении.
Сам не понимая почему, Горо проникся беспричинной братской нежностью к Моро, поэтому часто позволяет ей руководить своими действиями, прекрасно понимая, что это не сулит для него ничего хорошего.
Его крайне забавляет раздражать Фугруса, ибо, по его мнению, тот как-то особенно потешно начинает дышать (не исключено, что он сам это придумал, потому что вряд ли найдется кто-то, кто сможет это проверить), поэтому всегда рад вступить с ним в словесную дуэль.

Связь с игроком: ►ЛС, остальное – по запросу

Планы на игру:► Играть в политические игры, наблюдать за развитием персонажа. Люблю активный мастеринг. Остальное – по ходу пьесы.

Развитие персонажа:►

Без боевых систем, умений и артефактов (свободная игра по договоренности с соигроком или мастером игры).

Отредактировано Горо Кендал (Вчера 20:37:43)